ТРИНИТИ

naga_01

В эти дни чередой скорбных церемоний Япония вспоминает об августе 1945 года, когда в конце Второй мировой войны американскими атомными бомбами были уничтожены города Хиросима (6 августа) и Нагасаки (9 августа). Общее количество погибших тогда составило от 90 до 166 тыс. человек в Хиросиме и от 60 до 80 тыс. человек — в Нагасаки. Сотни тысяч человек стали в Японии хибакуся – жертвами атомной бомбардировки.

Списки умерших хибакуся ведутся в мемориалах Хиросимы и Нагасаки. Сегодня в них числится более 475 тысяч человек. Каждый год, который здесь отсчитывают от августа до августа, к этому скорбному списку добавляются новые имена…

В Японии 19 февраля 2017 года на 87-м году жизни скончалась писательница Кёко Хаяси ( 京子, はやし きょう), свидетельница американской атомной бомбардировки города Нагасаки (https://tass.ru/obschestvo/4062525).

imageКёко Хаяси (настоящая фамилия — Миядзаки) родилась в Нагасаки, ее детство прошло в Шанхае. Весной 1945 года в возрасте 14 лет она вернулась в родной город. 9 августа, в день бомбардировки, будущая писательница находилась на расстоянии 1,4 км от эпицентра взрыва.

На протяжении всей своей жизни Кёко Хаяси оставалась непримиримым противником ядерного оружия. В своих произведениях она часто обращалась к теме страданий людей от радиоактивного облучения. В 1999 году писательница посетила штат Нью-Мексико в США, где побывала на полигоне Тринити. Там 16 июля 1945 года было осуществлено первое ядерное испытание. Свои впечатления от поездки она описала в антивоенном романе «От Тринити до Тринити».

Предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Кёко Хаяси «От Тринити до Тринити» в переводе с японского Евгения Кручины.


«Тринити», или «площадка Тринити» — это кодовое название в Манхэттенском проекте того места, где США провели первое на Земле испытание атомного оружия, первый ядерный взрыв. В то время в мире было всего три атомных бомбы, и все они были американскими. Одну из них, урановую, сбросили на Хиросиму. Две прочие бомбы были плутониевыми; одну использовали для испытания ядерного оружия, а другой – ударили по Нагасаки.

Когда я сказала подруге, что еду в Тринити, она осторожно спросила:

— У тебя что, атомная мания?

— Похоже на то, — с натужной улыбкой ответила я.

А сама подумала о том, что я все время, и сейчас тоже, пытаюсь порвать с 9 августа. Иногда по утрам я вижу, что подушка испачкана розовой слюной – это у меня кровоточат десны. И тогда желание покончить с прошлым вспыхивает снова…

***

Я попросила сопровождать меня в этой поездке свою знакомую Цукико, которая живет в штате Техас. Во время войны Цукико эвакуировали из Нагасаки в Симабара, так что под бомбу она не попала. Примерно в 1955 году Цукико уехала в Техас учиться в университете и там вышла замуж за своего одногруппника, который после демобилизации работал на ферме. У них было четверо детей — все мальчики. Познакомились мы благодаря моей подруге Кана, а виделись последний раз, если я не ошибаюсь, лет тридцать тому назад…

Для того чтобы добраться до Тринити, проще всего долететь из токийского аэропорта Нарита прямым рейсом до Хьюстона, штат Техас, а там сделать пересадку на рейс до Альбукерке, штат Нью-Мексико. Город Альбукерке я и выбрала опорным пунктом для дальнейших поездок. Мы договорились встретиться с Цукико в аэропорту Хьюстона. Я прилетела в Хьюстон в хвосте самолета компании «Континентал». Когда я спросила Цукико, как мы найдем друг друга в аэропорту, она ответила: «Ищи японскую тетку!» Мы действительно не потерялись, встретились, обнялись и отправились в Альбукерке. Цукико работала менеджером в местной компании по производству пищевых продуктов – наверное, поэтому талия у нее стала вдвое больше, чем в молодости. На руке у подруги виднелось колечко с крохотным бриллиантом.

***

Штат Нью-Мексико, в котором находится Тринити, известен также тем, что здесь закончила свои дни американская художница Джорджия О’Киф.[i] Она любила горы и прерии Нью-Мексико и жила на знаменитом зимнем курорте Санта Фе. О’Киф покинула этот мир в возрасте 99 лет, то есть прожила почти целый век. Почти столетие провела с нами эта женщина-художник — всегда активная, всегда занятая. Согласно последней воле О’Киф, ее прах был рассеян на возвышенностях Нью-Мексико – ровно там, где мы сейчас проезжали на машине. Я помнила, что моя цель – Тринити, но вместе с тем тихо радовалась, что вижу землю, на которой слились воедино жизнь и смерть Джорджии О’Киф…

30 сентября, на следующий день после прибытия в Альбукерке, мы отправились по красноземам Нью-Мексико в город Санта Фе. Машину вела Цукико. Она добавила этот город в нашу программу ради своего мужа, который больше интересовался Санта Фе, чем Тринити.

Минут через пятьдесят после того, как мы выехали из отеля, я обратила внимание на дорожный знак, который указывал направление к военно-воздушной базе. Похоже, именно на этой базе и находился Национальный атомный музей.

— Давай посмотрим? – предложила Цукико. Она пристроилась за впереди идущей машиной и попыталась проехать через ворота. Из застекленной будки охраны чернокожий человек в военной форме помахал нам рукой, приказывая остановиться. Как оказалось, для того, чтобы проехать на территорию базы на своей машине, нужно было получать особое разрешение. Обычные посетители музея должны были оставлять свои машины у ворот на стоянке и пересаживаться на ходившие по территории базы специальные автобусы. Мы с Цукико пересели в микроавтобус. За рулем оказался веселый рыжеволосый водитель, который всю дорогу что-то насвистывал. Минут через двадцать, миновав множество перекрестков, которые делили территорию базы на военные и гражданские участки, мы, наконец, добрались до музея. Музей находился в обычном здании – более скромном, чем я себе представляла. Мы записали наши фамилии и гражданство и вошли внутрь.

Сразу за входом в зале сидели несколько мужчин. Света в зале не было — похоже, они смотрели слайды. Я попыталась войти внутрь. Стоявшая у входа женщина покачала головой и показала мне в конец коридора. «Не входите, тут встреча», — добавила она. Я прошла по коридору, на который указала мне служительница, и оказалась в широком, без всяких перегородок, зале. В ближайшем ко мне углу продавали футболки с изображением атомного гриба – там был сувенирный киоск. Побродив среди сувениров, я заметила в одной корзинке брошки. Среди звездно-полосатых флажков, орлов и прочего встречались брошки, изображавшие «Толстяка» — ту самую атомную бомбу, которая была сброшена на Нагасаки. Пухлый «Толстяк» напоминал золотую рыбку, желтое тельце которой было покрыто золотом. Та часть, где у настоящей рыбки находится живот, была замазана черным, а сверху на ней золотыми буквами было вырезано – «FAT MAN».[ii] Настоящий FAT MAN представлял собой огромную бомбу диаметром 1,5 метра, длиной 3,25 м и весом 4,5 тонны. Брошка сильно напоминала ее точную модель в масштабе 1:100.

Крохотные трехсантиметровые брошки по-своему передавали тяжесть реального «Толстяка». Я взяла одну из них и долго ее рассматривала. Мне очень хотелось купить ее на память. Но ведь прародителем этой вещицы была атомная бомба, сброшенная на Нагасаки…

Увидев, что я колеблюсь, молодой белый человек, отсчитывавший сдачу седовласой женщине, сказал мне:

— Желтый цвет хорошо подойдет к Вашему белому свитеру.

— Спасибо, — с поклоном ответила я и отвернулась, чтобы продолжить осмотр киоска…

С самого появления в музее меня не оставляло чувство, что за мной кто-то наблюдает.

Весь магазин, разделенный на отсеки стендами и деревянными полками, был уставлен открытками и украшениями в виде гербов UNITED STATES AIR FORCE.[iii] Среди сувениров бродило несколько белых посетителей, но никто из них на меня не смотрел. Заплатив молодому человеку за брошь, я перешла к следующему магазину. В центре его стояла стеклянная витрина со звездно-полосатыми флагами, а также стенды с фотографиями, отражающими историю американских ВВС и данной базы, равно как и историю создания атомной бомбы, ради применения которой объединили свои силы все три рода войск. Стену рядом с выставкой украшала фотография доктора Оппенгеймера, отца атомной бомбы и первого директора Лос-Аламосской национальной лаборатории, в которой проводились ядерные исследования.

В 1953 году доктор Оппенгеймер был отстранен от работы «по соображениям сохранения секретности ядерных устройств», однако истинные причины увольнения состояли в том, что он выступил против создания водородной бомбы и «вообще слишком много знал». На следующий год после отстранения Оппенгеймера от работы, а именно в 1954 году, на атолле Бикини была испытана водородная бомба. Если использовать японскую терминологию, то можно сказать, что Оппенгеймер был объявлен кокудзоку – предателем, изменником Родины.

На музейной фотографии – она, похоже, была сделана в минуты славы – у доктора был вид человека умного и уверенного в себе. Герой и предатель, человек, познавший светлые и темные стороны жизни… Я продолжала размышлять об Оппенгеймере, когда мне в глаза бросилась надпись «Countdown to Nagasaki»,[iv] сделанная крупными буквами на большом стенде.

Левую треть стенда, похожего на классную доску, занимали фотографии японского архипелага и островов в южной части Тихого океана. В правой части стенда размещались напечатанные мелким шрифтом комментарии. Пробегая глазами текст, я обратила внимание на фотографию под ним. На сделанном в сепии снимке были изображены руины. Получалось, что из правого нижнего угла стенда тянулась вверх извилистая белая дорога, на которой не было ни единого человека…

На карте японского архипелага и южных островов был выделен остроугольный треугольник и проведена красная линия. Я соединила глазами вершины треугольника. Одна из них соответствовала Нагасаки на острове Кюсю. В конце прямой, выходившей от Нагасаки на юг под острым углом, находился остров Тиниан из группы Марианских островов. Третьей точкой, по-видимому, была Окинава. Красная линия показывала маршрут, которым шла «Машина Бока»: самолет с атомной бомбой на борту поднялся с Тиниана 9 августа 1945 года в 3 часа 49 минут утра (в 2 часа 49 минут по японскому времени), нанес удар по Нагасаки и ушел на Окинаву.

У этого стенда время для меня остановилось.

«Нагасаки: обратный отсчет». Что мы с Кана делали на заводе в Охаси, когда время начало этот отсчет, ведущий к смерти?

Я, как обычно, стояла перед мусорным баком, разбирая свезенную со всего завода макулатуру и меня, как обычно, кусали блохи. Кана же была занята гораздо более тяжелой работой – она боролась с железом на участке металлообработки. Когда прозвучали слова мастера о том, что он слышал отдаленный рокот летящего бомбардировщика, я оставила макулатуру и стала прислушиваться, вглядываясь в небо. Как раз в этот момент бомба отделилась от самолета…

Закрыв глаза, я склонила голову перед фотографией руин, над которой висел пояснительный текст. Это были руины Нагасаки – на другом берегу залива была видна гора Инаса. «По виду результат такой же, как в Хиросиме» — это первое, что доложил Чарльз Суини, командир «Машины Бока», после нанесения удара по Нагасаки. А потом добавил: «Большая часть города мгновенно превратилась в руины. Если бы я сам этого не видел, то ни за что бы ни поверил». И этот город был – Нагасаки…

Но фотография – это всего лишь поверхностный образ события. Там, за напечатанным на бумаге пожарищем, были еще и учитель T., и мои школьные подруги A. и O., и многие другие, кто встретил мгновенную смерть…

Я стояла перед фотографией, не в силах уйти, и вдруг заметила краем глаза какое-то движение. Со стула поднимался человек с таким огромным животом, что нитки на пуговицах его белой рубашки, казалось, вот-вот лопнут. Это был пожилой господин с острым, красноватым на конце носом.

Взглянув на меня, он зашел в маленькую комнатку, которая служила для отдыха персонала, и закрыл за собой дверь. Наверно, именно его взгляд я и чувствовала. Я посмотрела на стул, на котором он только что сидел. Стул стоял в ряду нескольких других, а перед ними был телевизор. Трое белых мужчин сидели перед телевизором и смотрели черно-белый фильм. Похоже, этот пожилой джентльмен комментировал для них то, что показывали на экране, и теперь зрители почувствовали некоторую неловкость от того, что он так быстро встал и ушел. Мужчины повернулись ко мне и, видимо, догадавшись, что я японка, снова перевели глаза на экран. Зайдя им за спину, я тоже посмотрела в телевизор. Там показывали документальный фильм о бомбардировках Хиросимы и Нагасаки.

Я уже несколько раз видела этот документальный фильм про грибовидные облака, поднимавшиеся 6 и 9 августа, но впервые смотрела его в самом сердце, в цитадели «Юнайтед стейтс», Соединенных штатов. Наверное, тот фильм, который я видела, был отредактирован для показа за пределами США. Но мне, как бы то ни было, хотелось понять душу этой страны… На экране мелькали кадры последней операции по перемещению огромной бочки «Джумбо» к основанию башни, установленной на «площадке Тринити». «Джумбо» представляла собой капсулу, подготовленную для испытания плутониевой бомбы. Похоже, ученые были сами не уверены в успехе этих испытаний… Интересно, что бы они делали, если бы испытание закончилось неудачно?

Говорят, что трансурановый элемент плутоний является самым сильным на земле ядом. Если бы испытания окончились неудачно, то плутоний мог бы разлететься по всей американской территории и причинить огромный вред. Именно на это случай и была предусмотрена огромная защитная капсула. «Джумбо» действительно имел колоссальные размеры: для того, чтобы доставить его на полигон Тринити, использовали специальный трейлер с 64 колесами…

Картинка на экране сменилась: теперь там показывали грибовидное облако, поднимавшееся над Хиросимой. Спины у трех зрителей напряглись. Я тоже воскликнула «О!» — и достаточно громко для того, чтобы они услышали: мне хотелось показать, что я поражена появлением этого облака так же, как и они. Впрочем, почему я должна чувствовать то же, что и эти люди? Я и сама не поняла, почему так поступила. С другой стороны, мне определенно хотелось дать им знать, что в этой комнате находится хибакуся, человек, испытавший такую же атомную бомбардировку.

Вспышки, пробегавшие над Хиросимой, слились в моем глазу в одну сплошную, толстую, сверкающую колонну. Вслед за ними на экране появились кадры совершенно безлюдных кварталов города. Один из зрителей повернулся и испытующе поглядел на меня.

— Да нет, там все было посерьезней, — сказала я себе.

Похоже, теперь я окончательно стала жертвой бомбардировки. До того, как я вошла в музей, я не сознавала себя ни хибакуся, ни японкой; меня больше занимали мысли о том, как вести себя в отношении Цукико, которая уже много лет жила в Америке. Но начиная с того момента, как пожилой человек встал со стула, я снова начала чувствовать себя и хибакуся, и японкой, начала оценивать поведение этих американцев. Да и то обстоятельство, что все посетители музея, за исключением Цукико и меня, были людьми белой расы, заставляло думать о некоем противостоянии…

Действительно, в музее не было ни темнокожих людей, ни мексиканцев. И не только в музее: все туристы в Лос-Аламосе и на полигоне Тринити были белыми! Конечно, на основании краткой поездки такой вывод делать не стоит, но, судя по тому, что мы находились в глубине станы, местный пейзаж с исключительно белыми фигурами показался мне очень типичным…

Я безоговорочно верила в то, что здравый смысл должен подсказывать человечеству необходимость запрещения ядерного оружия. Но взгляд, который бросил на меня пожилой господин, развеял этот миф. Похоже, что мужчины, которые слушали пояснения этого господина, были опьянены сознанием могущества своей страны. Пожилой джентльмен, который казался старше меня, наверное, успел повоевать в 1940-е годы. А прошлое, о котором рассказывала выставка в Атомном музее, зиждилось на славе, завоеванном для страны поколением этих стариков… Я оставила зрителей и повернула за угол. Здесь, в стеклянной витрине, демонстрировалась американская листовка на японском языке и фотография японского императора в парадном облачении. Как я слышала, в этой листовке содержались намеки на возможность ударов 6 и 9 августа. Я не смогла заставить себя прочитать этот листок и прошла мимо.

На мгновение у меня мелькнула мысль, что если бы я тогда подобрала эту листовку, то могла бы укрыться высоко в горах. Но я прожила свою жизнь так, как прожила. Даже если бы я тогда получила самые достоверные предупреждения – сейчас-то что об этом говорить?..

Цукико, которая ушла вперед, вернулась со словами: «Там, в углу, стоят «Толстяк» и «Малыш». Информация об этих двух бомбах была представлена и на стенде. «Малыш», сброшенный на Хиросиму, был чуть поменьше и покрашен в ультрамариновый цвет. «Толстяк» был точно такого цвета, как и изображавшая его брошка. Это был цвет яичного желтка, разведенного молоком – в нем белый цвет победил желтый. Вот такую бомбу и сбросили на наши с Кана головы. Она действительно напоминала по форме рыбу. Я положила руку «Толстяку» на живот и под тонким слоем краски почувствовала металлическое тело.

— А сталь, наверное, расплавилась? – обратилась я к Цукико.

— Не знаю, — резко ответила она и со словами «Ты смотри, а я снаружи подожду» вышла из зала.

Я отошла к центру зала, чтобы увидеть две атомные бомбы разом. Две безмолвные стальные глыбы стояли рядом, будто гробы.


[i] Джорджия О’Киф (Georgia Totto O’Keeffe, 1887- 1986) – американская художница.

[ii] Толстяк (англ.)

[iii] Военно-воздушных сил США (англ.)

[iv] Нагасаки: обратный отсчет (англ.).

Добавить комментарий