СКВЕР ТОИДЗУМИ-САН

IMG_0620 28 апреля 2009 г. на 97-м году жизни наш мир покинула ТОИДЗУМИ Ёнэко. Эту печальную новость сообщил профессор, ректор Осакского университета экономики и права, известный исследователь России и истории г. Владивостока г-н ФУДЗИМОТО Вакио, лично знавший г-жу Тоидзуми в течение многих лет. Любовь удивительной силы этой женщины к нашему городу заслуживает внимания и уважения с нашей стороны.

Группа волонтёров под руководством Елены АНДРЕЕВОЙ, флориста и ландшафтного дизайнера, директора компании «АН-2»,   8 мая работала в сквере Тоидзуми-сан. Это — специально подарок для нее, ведь у нее 5 мая день рождения. К сожалению, на фото не совсем видно, как Елена Андреева нашла решение с внутренним пространством — уверена, это ей навеяла наша поездка в Киото. Мы надеемся, у нас получится и в дальнейшем заботиться о сквере в компании с профессиональным ландшафтником.

090508 011 090508 014 090508 016 090508 017 090508 023

В 1921 г. Тоидзуми-сан маленькой девочкой (р. 1912) приехала во Владивосток вместе с тетей и прожила здесь 17 лет! Здесь ей дали русское имя Нина. Тоидзуми-сан впоследствии вышла замуж и стала женой последнего настоятеля буддийского храма Урадзио Ниси-Хонгандзи Тоидзуми Кэнри. Для японцев этот храм являлся объединяющим началом для всей диаспоры, неким культурным центром, связывающим с родиной. Для современного Владивостока это место является туристическим объектом, внесенным в путеводитель по городу известными туристическими агентствами Японии.

В своей книге «Сирень и война» Тоидзуми-сан пишет: «Свечи, впервые зажженные настоятелем Тамоном в 1886 г., погасли, Урадзио Хонгандзи закрыл свою 50-летнюю историю в 1937 г. И в моей жизни во Владивостоке в течение 17 лет — с 1921 по 1937 г. была подставлена точка. Я возвращалась на родину с двумя детьми. Стоя на борту, я смотрела на удаляющийся город на сопках – Владивосток. День за днем я вспоминала непростую жизнь в течение 17 лет. Здесь во Владивостоке, я выросла, вышла замуж, родила детей – воспоминания об этом волновали мою душу. Слезы, не переставая, текли по щекам. Я не хотела говорить: «Прощай». Я обязательно когда-нибудь приеду сюда…»

Тоидзуми-сан вернулась во Владивосток в 1994 г. после того, как наш город стал открытым. Но до тех пор, пока город не открыли, она не сидела сложа руки. С 1975 г., когда было создано отделение японо-советского общества дружбы в префектуре Фукуи, она стала его активным членом, а впоследствии – председателем, преподавала русский язк, котрый прекрасно знала.

HonganjiВ мае 1996 г. после того, как доцент, к.и.н., кафедры страноведения Японии факультета Японоведения Восточного Института ДВГУ З.Ф. МОРГУН показала Тоидзуми-сан остатки фундамента буддийского храма Урадзио Ниси-Хонгандзи, возникла идея возвести на этом месте памятный знак.

3 ноября 2000 г. памятный знак был открыт, но, к сожалению, Тоидзуми-сан не смогла приехать на торжественную церемонию открытия по состоянию здоровья. Однако она старалась как можно чаще приезжать сюда на свой день рождения – 5 мая.

Любовь к городу своей юности, подарившему незабываемые яркие моменты жизни, желание встретиться с ним вновь и вновь продлевают жизнь Тоидзуми-сан. Несмотря на свои годы, она организовала высадку сакуры около памятного знака и способствовала созданию небольшого сквера — в нем заключена энергия и душа японской женщины, беззаветно любившей наш город.

По мере возможности благоустройством сквера занимаются добровольцы, но регулярно заниматься сквером должны специалисты. Уникальное расположение сквера в центре города не только должно украшать облик того места, где мы живем, но и давать возможность знакомиться вем жителям и гостям города с историей многонационального Владивостока, где страницы жизни японской диаспоры пока еще мало изучены и представляют интересный материал для будущего развития дружеских взаимоотношений. Сквер Тоидзуми-сан является уникальным туристическим объектом, известным, к сожалению, больше в Японии, чем в нашем городе.

ТОИДЗУМИ-САН. ЧАСТЬ I «ВОСПОМИНАНИЯ О СТАРОМ ВЛАДИВОСТОКЕ:

«Владивосток тянул меня необъяснимой магией»

Маленькой девочкой г-жа Ёнэко Тоидзуми приехала с тётей во Владивосток, где ей дали русское имя Нина. Наблюдательный ребенок, она все замечала, все запоминала. Впервые маленькая Нина приехала во Владивосток в 1921 г. Благодаря ее природному таланту наблюдать и запоминать, мы сейчас можем узнать из ее воспоминаний о том, каким был старый Владивосток. Это тем более интересно, что взгляд ее был совершенно «со стороны»…со стороны Японии.

Атмосфера старого Владивостока оживает в ее книге «СИРЕНЬ И ВОЙНА»[1], выдержки из которой мы здесь представляем. Почему «сирень»? Потому что Владивосток у Тоидзуми-сан олицетворяется с запахом цветущей сирени. Здесь как нельзя лучше подмечена особенность климата Владивостока. Сирень цветет в мае-июне, а июнь обычно укутывает город в туман. Туман, как известно, приглушает звуки, но делает запахи ярче. Об этом Тоидзуми-сан пишет в своей книге: «Русские не любят сезон туманов. Они выезжают на дачи, которые находятся вдоль Амурского залива. Даже если над Владивостоком висит густой туман, удивительно, что в дачных районах Седанки, 19-го километра и станции Океанской всегда ярко светит солнце…А мне нравился туманный Владивосток — в это время года одновременно распускались белые цветы яблони, груши, жасмина, цветет сирень. Их аромат придавал пейзажу туманного Владивостока неповторимую прелесть. Мы, как русалки, плавали в туманном море, испытывая легкость и наслаждаясь непередаваемой красотой».

Почему «война»? Потому что на долю Нины выпали самые лихие годы современной истории: революция, национализация, интервенция в Сибирь, коллективизация и борьба с «чуждым элементом», сталинские репрессии, когда только за то, что русские дружили с японцами можно было попасть в лагеря. Случилось так, что дружба с Ниной дорого обошлась многим ее любимым подругам, этого вынести она не смогла, ей пришлось уехать с большим сожалением, поскольку она действительно любит Владивосток.

Интернациональный город в прошлом, живой и подвижный, гостеприимный и полный различных событий, воскрешается из далекого прошлого:

«Судно подошло к причалу, на набережной было оживленно…Удивительно! На причале толкалось много встречающих. В японских портах такого не наблюдалось. Европейцы, корейцы в чогори, японцы в кимоно. Это было понятно. Но были невиданные раньше одежды и прически восточных людей, темно-синяя одежда, очень грязная; мужчины с длинными волосами, заплетенными в многочисленные косички, спускающиеся по спине из-под черных круглых в виде чашечек шапочек на головах….Среди европейцев были не только русские, но и американцы, немцы, французы, хотя все они похожи. Владивосток – международный порт, и здесь живут люди из разных стран и через него проезжают в Европу люди разных национальностей».

Пожалуй, самым ярким доказательством интернациональности города может послужить тот факт, что тетя Тоидзуми-сан была замужем за русским. Маленькая Нина называла его дядя Кузьма, кстати, он был единственным русским, приглашенным на свадьбу Тоидзуми-сан. Фотография свадьбы и статья об этой удивительной женщине, ведь судьба занесла ее впоследствии в Манчжурию, были опубликованы в японском журнале «Север»[2]. Дядя Кузьма – Кузьма Дмитриевич Серебряков – был инженером на Дальзаводе и несколько раз награжден за высокое мастерство и ряд изобретений, но и это не спасло его от репрессий. Нина очень переживала, как он ее встретит по приезду, но опасения были напрасны: «Он протянул свою большую руку и пожал свою ручку. Прикосновение его твердых, но теплых рук передавало теплоту его души. Это чувство от прикосновения осталось для меня незабываемым на всю жизнь, и я поняла, что с ним можно жить дружно».

Особенно интересно описание жизни города на старых улицах, которые и сейчас формируют облик города, к тому же все они теперь представляют собой самый центр прихорошенный и постоянно благоустраеваемый:

«Светланская была вымощена брусчаткой, поэтому повозка прыгала по булыжникам, издавая ритмичный звук. По обеим сторонам вряд стояли солидные каменные здания в европейском стиле барокко. Были и здания в русском стиле, не похожие друг на друга ни по цвету, ни по типу постройки. Казалось, что я еду по музею. Было очень красиво»

Улица Пушкинская, которую описывает Тоидзуми-сан, для востоковедов нашего города имеет огромное значение. Здесь расположено здание Восточного Института, построенное по проекту архитектора Гвоздиевского. Как известно, Восточный Институт был открыт в 1899 г. Ныне это здание принадлежит Дальневосточному государственному техническому университету, в нем также размещался ГДУ – Государственный Дальневосточный Университет, бывший во времена Тоидзуми-сан. Основной достопримечательностью современного облика этого здания являются китайские львы, полученные в подарок при открытии Восточного Института. (фото)

«Улица Пушкинская получила свое название в честь поэта Пушкина. Здесь было много культурных зданий: красно-кирпичное капитальное здание ГДУ; рядом с ним – красное кирпичное, окруженное просторным двором здание немецкой кирхи; на пригорке поблизости располагались городская библиотека, музыкальный институт, «коричневая гимназия», чуть подальше – польский католический костел. На возвышении среди скал, как замок, стоял Дом культуры. Мне казалось, что Пушкин, смеясь, появлялся отовсюду». Уважаемые гости нашего города могут увидеть почти все упомянутые Тоидзуми-сан архитектурные памятники. Улица Пушкинская и сейчас представляет собой тихий оазис старого Владивостока, несмотря на то, что находится совсем рядом с шумными дорогами

Многие гости города спрашивают, когда слышат название улицы Фонтанной, а где же фонтаны? Происхождение этого названия объясняет Тоидзум-сан, она в свое время ходила в японскую школу, располагавшуюся по адресу Фонтанная, 19, этот дом сохранился до сих пор. Оказывается, раньше у основания сопки Орлиное гнездо, откуда и начинается улица Фонтанная, били ключи, потому так и назвали улицу. Японская школа находилась на окраине японского района города. В ней учились около 200 учеников.

«На втором этаже находились классные комнаты и учительская, а на первом – актовый зал, который использовался и как спортзал…Напротив через широкую дорогу жили китайцы. Несколько двухэтажных домов с белыми стенами стояли вдоль дороги. Между домами были узкие улочки…В хорошую погоду китайцы, одетые в синие оборванные одежды, выходили из глубины, садились перед белыми зданиями, загорали на солнце, сняв верхнюю одежду, давили вшей. Такую картину можно было наблюдать из окна классной комнаты на втором этаже школы….

В суровые дни зимы на улицах часто встречались мертвые бедные китайцы. При виде их я дрожала от страха и жалости…Мертвых увозила куда-то русская милиция. Во время занятий я так часто смотрела в окно, что учитель делал мне замечания. Почему такие бедные китайцы приезжают во Владивосток? На мой вопрос ответил один японец. Китайцы говорят, что « мы не приехали. Владивосток с самого начала наш город»

Многие японцы, жившие в так называемом японском районе, часто вспоминают самый обжитой и уютный Косой переулок. Зимой там наметало столько снега, что дети с удовольствием катались на санках. Если бы сейчас во Владивостоке выпадало регулярно большое количество снега зимой, а движение на Косом переулке (ныне улица Мордовцева) не было таким оживленным, кататься на санках там было бы одно удовольствие – затяжной длинный спуск идеально для этого подходит. Вот и Тоидзуми-сан отмечает, что самым оживленным местом в японском районе был Косой переулок. Там было много магазинов и ресторанов, увеселительных заведений. Следующий по оживленности была улица Китайская (ныне Океанский проспект). На глазах у Тоидзуми-сан произошла такая неприятная сцена: «Это случилось, когда я возвращалась из школы домой…Вдруг одна японка бросилась с тротуара на дорогу. Она была босиком, в распахнутом ярком нижнем кимоно, с традиционной японской, но растрепанной прической. Сразу было видно, что она проститутка и не в своем уме. Люди ругали ее и насмехались…Одни смотрели с любопытством, другие проявляли к ней сочувствие. Она была молода и красива. У нее были почти детские черты лица. …Приехал русский милиционер и пытался ее поймать. Она побежала. Милиционер погнался за ней. Как соотечественница, как ровесница, я не смогла дальше это наблюдать и убежала. Не знаю, как дальше сложилась ее жизнь. На вид ей было лет 15-17».

В воспоминаниях Тоидзуми-сан присутствуют все легенды и мифы нашего города, ведь они складывались и укреплялись в сознании горожан именно в начале века, когда там жила Нина. Это все те легенды из жизни Владивостока, которые мы рассказываем обычно гостям. Конечно, упомянуты тигры, которые чувствовали себя хозяевами не только тайги, но и города на заре освоения Приморья.

Если будете во Владивостоке, зайдите на железнодорожный вокзал, его облик восстановили таким, какой он был после строительства. На старых фотографиях он выглядит, как сейчас. Вокзал, как начало или конец Транссибирской магистрали, известен еще и в качестве одного из туристических объектов. Его особенность не только в изысканном русском стиле, разнообразии росписи на потолках и керамической плитке с различными узорами в стиле русских былин, но дело еще и в том, что наш вокзал находится рядом с морским терминалом. Поэтому говорят, что «здесь заканчивается морская миля и начинается земной километр».

«Я спросила у дяди Кузьмы: «Владивосток – странное название….На что дядя ответил: «Это название дал царь во времена империи с намерением владеть всем Востоком от Владивостока как опорного пункта. Сокращение от слов «владеть» и «восток». Я подумала: «Теперь понятно. Наверное, японцы были против такого значения и написали Владивосток иероглифами. Другого объяснения я не находила.

ТОИДЗУМИ-САН.ЧАСТЬ II «ПЕЧАЛЬНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ»

В этой части хотелось бы познакомить читателей с горьким опытом Тоидзуми-сан, жившей в эпоху перемен, хуже этого, как говорят китайцы, нет ничего. Милый ее сердцу Владивосток, где ей удавалось жить в японском укладе жизни и общаться с русскими друзьями, перестал существовать в прежнем безмятежном виде. Начались политические потрясения. Она хорошо помнит нервозную обстановку в школе, когда японские учителя обещали детям никуда не уезжать ни при каких условиях, хотя все боялись прихода Красной Армии и партизан. Но тут случился Николаевский инцидент, японские подданные засобирались домой. Те же, кто не хотел уезжать, были переселены в бывший штаб японской армии на ул. Алеутской (ныне УВД Приморского края), и оставались там, пережидая смутные времена. Там было весело, — пишет Тоидзуми-сан.

«Остаться! Разделить судьбу с сотней японцев! И встретить с ними новую Россию. Так я решила….Мы отправились в дом, где собирались японцы. Там каждая семья получила по одной комнате у входа в каждую разместились вывески: «Редакция Урадзио-нипо», «Прачечная», «Фотоателье»…Тесно, но весело. На лицах этих японцев совсем не было страха за будущее.

На следующий день 24 октября 1922 г. мы с тетей и женой редактора «Урадзио-ниппо» втроем стояли на причале владивостокского морского вокзала и провожали последнее судно, отправлявшееся в Японию. Мы, улыбаясь, прощались с отъезжающими, которые со слезами покидали город. Жена редактора сказала: «Их еще не отпустил Владивосток». Тетя добавила: «Конечно, они уезжают, бросая все: интересную жизнь, дом, имущество…Очень редко найдешь место, где так легко зарабатывать и удобно жить, как во Владивостоке…

По пути домой мы прошли перед зданием Японского консульства на улице Китайской. До вчерашнего дня у входа в консульство на углу между Китайской и Пкинской (ныне улица Адм. Фокина) толпились японцы. Теперь дверь была плотно закрыта. Уже не было японского флага на балконе – белое красивое здание консульства как будто замерло и погрузилось в полную тишину. Только золотистый герб в форме хризантемы, вставленный в стене над балконом, сверкал, как обычно, и этот свет проникал в наши души».

Как известно, революционные перемены дошли до Владивостока гораздо позже по сравнению с западными областями России. Сюда бежали многие представители творческой интеллигенции, наполнив наш город колоритом свободного творчества и вместе с тем неопределенностью дальнейшей судьбы. Многие затем бежали в Китай и Японию. Чтобы представить себе атмосферу 20-х годов в городе, достаточно лишь упомянуть таких известных людей, которые и определяли накал культурной и творческой жизни, как Давид Бурлюк, основатель русского футуризма, писатель Николай Асеев, Сергей Третьяков, создатель журнала «Бирюч», художник Лилия Афанасьева и т.д. Тем интереснее прочитать у Тоидзуми-сан ее воспоминания о том, как появилась в городе Красная Армия и как изменилась впоследствии жизнь горожан:

«25 октября 1922 г. партизаны, то есть Красная Армия, вошли во Владивосток. В нескольких местах на Светланской улице были сооружены большие арки, украшенные зелеными еловыми ветками. С множеством разных плакатов и красными флагами, остановив трамваи, в приподнятом настроении Красная Армия двигалась со стороны Гнилого угла (ныне площадь Луговая)».

Ощутимая разница в жизненном укладе, которую не могла не заметить Нина, всем нам хорошо известна из истории. Рушились церкви и вместе с этим исчезали православные традиции праздников. 1923 г. стал последним, когда жизнь текла по привычному руслу.

«В преддверии Пасхи белили стены, делали генеральную уборку и только после этого начинали готовить. Обязательное блюдо этого праздника – кулич….Как и на Рождество, ставили разнообразные блюда…Медленно передвигаясь, плавно водя свечами, они громко произносили: «Христос воскрес!». на таких праздниках русские были очень счастливы. Я тоже с восторгом принимала в них участие. Но этот год стал последним, когда люди отмечали такие национальные религиозные праздники…

В 1925 г. были восстановлены дипломатические отношения между Японией и Советским Союзом. Наконец-то открылось Японское консульство, и над ним снов стал развеваться японский флаг»

Но постепенно обстановка в городе стала меняться. Начались сталинские репрессии, расправа с «чуждыми элементами». Данная формулировка мало что говорила простым гражданам, поэтому трактовка была самой разнообразной. По словам Тоидзуми-сан, «под предлогом того, что все священнослужители были против революции и помогали белой армии, из церквей изгнали священников, а церкви разрушили. В первую очередь был уничтожен красивый собор, который находился на углу улиц Светланской и Пушкинской. Я своими глазами видела, как взорвали красивое здание, которое люди любили и которым гордились… Исчезли русские традиционные религиозные праздники – Рождество и Пасха, которые так нравились людям».

Затем начались экономический кризис и сбои со снабжением продовольствием, была введена карточная система. Прошла национализация, надо ли говорить, что иностранный капитал уходил из России, обанкротившись.

«Иностранные магазины довели до банкротства, заставив платить большой налог. Обанкротившиеся иностранцы уезжали домой. Больше не существовало японских магазинов. Остались лишь маленькие грязные магазинчики, которые держали китайцы в районе Миллионки. Также остались японские заведение, например, фотоателье, гостиница, торговая фирма, представительство судоходной компании, Корейский банк, нелегальные публичные дома. Кроме того, оставалось несколько японцев, занимавшихся неизвестно чем».

Затем начались обыски в доме дяди Кузьмы, и не только у него, многих знакомых забирали, как пишет Тоидзуми-сан, подходили люди, говорили «следуйте за мной» и уводили куда-то ни в чем не повинных людей, после чего никто их более не видел. Дядю Кузьму забрали в тюрьму Нина с тетей зимой преодолевали немалое расстояние пешком, относили ему передачи, каждый раз опасаясь, что больше они его не увидят.

Тем временем Нина поступила в «коричневую гимназию» по окончании японской школы, после колебаний, поступать в русскую гимназию или нет, она все же решилась. Решение было принято после того, как ее поддержал генеральный консул Японии во Владивостоке г-н Ватанабэ.

«В качестве почетного гостя при полной форме г-н Ватанабэ присутствовал на выпускной церемонии в нашей школе. После церемонии он подошел ко мне. Все смотрели на него, но не обращая на это внимания, он сказал мне с улыбкой: «Это ты собираешься поступать в русскую женскую гимназию? Это прекрасно. Смелый поступок. Я со своей стороны хочу тебя поддержать». Он протянул руку в белой перчатке и пожал мою руку. В зале раздались аплодисменты. Все меня поддержали. Как японке, мне стыдно не оправдать их доверие, надо стать хорошей ученицей. Я поклялась. Я уже не колебалась

Впоследствии, когда люди были благодарны мне за знание русского языка, приносившее пользу обществу, я вспоминала дядю Кузьму и г-на Ватанабэ и была от души им признательна».

Во время учебы Нина приобрела подруг Шуру Канжурину и Зою Родионову, а со своей давней подругой Тамарой Симоновой они дружили чуть ли не самого приезда Нины. «Несмотря на то что я гражданка Японской империи, армия которой совершила интервенцию в Россию, выступив против революции, и убивала русских солдат, одноклассницы принимали меня тепло и без предубеждений».

Нина помнит лозунг: «Догнать и перегнать Америку!». Ради этого была введена шестидневная рабочая неделя, введены планы пятилеток, общественная работа стала добровольно принудительной. Слушатели гимназии обязаны были внести свой вклад в выполнение планов. Таким образом, девочки из «коричневой гимназии» пололи огороды в районе Седанки.

Затем был рабфак, при зачислении на который состоялся разговор с директором рабфака. Смысл беседы сводился к тому, что на рабфаке не место «гражданке империалистического государства», но вмешательство Дальзавода, на котором помнили заслуги дяди Кузьмы («товарища Серебрякова») решило исход дела в пользу Нины. Занятия на рабфаке не оставляли ни минуты свободной. Учеба впоследствии на педагогическом факультете ДВГУ.

Студенческая дружба и первое расставание с товарищем. Но не было бы этого расставания, если бы не решение партии и правительства о переселении корейцев с Дальнего Востока!

«Летом того же года (1930) мы вчетвером – Шура, Дима, Виктор и я – пошли на станцию Первая речка проводить Сергея Кима, уезжавшего из Владивостока. На Первой речке проживали несколько сот корейских семей. Их посадили в товарный поезд, как груз или домашний скот. «Айго!Айго! – громко кричали и плакали старушки. Почему эти невинные люди должны былипокинуть землю и родной дом, где они так долго жили, Мне было их очень жаль. Ким Сергей вел себя как мужчина, и он не плакал, но и у него в глазах блестели слезы»

Вскоре наступили «страшные дни» и для самой Нины. Ее преследовал сотрудник ГПУ, ей было предложено доносить на своих русских товарищей, кто общался с японцами. Отказаться она не могла, потому что это повредило бы дяде Кузьме, которому она была обязана очень многим. Но и принять предложение ГПУ не могла.

«Я поняла, что сама нахожусь под контролем. Короче говоря, он требует, чтобы я шпионила. «Шпионить» — для меня самый отвратительный поступок. Я японка. Если я откажусь от их требования, то меня в худшем случае выгонят из университета и из России. Но у меня дома есть дядя, которому я обязана. Он русский. Мой отказ обязательно повлияет на меры ГПУ против дяди…Если я соглашусь, то многие невинные русские, поддерживающие доверительные отношения с японцами, могут погибнуть…»

Нина попросила дать ей несколько дней подумать. Каждый день она жила в страхе, что к ней опять подойдут, и начнется все сначала. «Мне казалось, что я начинаю сходить с ума… После третьего дня «вызова» не было…В неопределенности прошел месяц…Месяц был страшный. После этого события мне все время казалось, что кто-то меня преследует».

Замужество Нины определило дальнейшую ее судьбу. Ее избранником стал настоятель буддийского храма Урадзио Хонгандзи Кэнрю Тоидзуми. Как она и хотела, замужество прекратило, как она пишет, ее полуяпонское существование. Ей хотелось окунуться в истинно японскую атмосферу, покончить со страхами, что опять придут из ГПУ. С помощью замужества она собиралась полностью прервать все дружеские связи с русскими. «Я считала, что от этого им будет хорошо. Я предчувствовала, что произойдут грустные, печальные и страшные события, ГПУ не оставит своих попыток выявлять русских, которые ходят к японцам».

Свадьбу сначала сыграли с японскими гостями, а затем Нина пригласила русских друзей:

«В день свадьбы я не смогла хорошо рассмотреть лица многих приглашенных. Первый раз в жизни меня сильно накрасили, и я боялась, что, если открою рот, то косметика на моем лице потрескается, поэтому старалась не смеяться, не говорить и не прикасаться к великолепным блюдам…На четвертый день мы пригласили жен, участвовавших в приготовлении разнообразных праздничных блюд, и на этом закончили. После этого я вернулась к дяде. Мы пригласили русских знакомых, друзей, одногруппников. Гулянье проходило в течение двух дней…Это было совсем не так, как в хонгандзи. Гости кричали: «Горько! Горько!…Принимая их любовь, я плакала от счастья и в душе повторяла: «Спасибо!» и «Прощайте!» Это был душевный крик прощания с друзьями, с которыми я весело провела трудные студенческие годы. И одновременно – чувство благодарности тем, с кем больше никогда было нельзя встречаться. Ситуация становилась все мрачнее, и наша свадьба была самым ярким событием перед погружением во тьму».

Надо сказать, что опасения Нины подтвердились. Исчез преподаватель русского языка Феклин, преподавательница музыки, В тюрьму попала Шура, которая несмотря ни на что прибежала к Нине за помощью – нужна была сыворотка для спасения ее ребенка, такая была у иностранных врачей. На улице Нине приходилось отворачиваться от своих давних знакомых. «Другого способа защитить их от слежки не было». Начались обыски, слежка и за самой Ниной. Вскоре мужа забрали в тюрьму. Тоидзуми-сан пишет, что жалеет о том, что взяла на свидание их маленького сына, тому ведь было не понять, почему закрывают ворота тюрьмы, не выпуская отца.

«Откройте! Откройте! Папа там еще остался! Папа не сможет выйти!» — повторял он и плакал. Я торопливо побежала к нему и уговаривала, но это была только ложь, и я сама уже не выдержала и заплакала….Коодзи скоро устал от переживаний и уснул, но даже во сне он плакал».

Тоидзуми-сан отказали в продлении визы, и ей пришлось уехать. Она собрала и увезла в большом ящике из-под мандаринов останки тех, кто погиб во время интервенции – девяноста четырех японцев, живших во Владивостоке и двухсот двенадцати человек, погибших в Николаевском инциденте.

«Свечи, зажженные настоятелем Тамоном в 1886 г., погасли, Урадзио хонгандзи закрыл свою 50-летнюю историю в 1937 г. И в моей жизни во Владивостоке в течение 17-ти лет с 1921 по 1937 год была поставлена точка. Я возвращалась на родину с двумя детьми. Стоя на борту, я смотрела на удаляющийся город на сопках – Владивосток. День за днем я вспоминала непростую жизнь в течение семнадцати лет. Здесь, во Владивостоке, я выросла, вышла замуж, родила детей – воспоминания об этом волновали мою душу. Слезы, не переставая, текли по щекам. Я не хотела говорить: «Прощай». Я обязательно когда-нибудь приеду сюда, потому что я возвращаюсь в Японию одна, оставляя моих любимых тетю и дядю, друзей и мужа!


[1] Тоидзуми Ё. Сирень и война/Пер.с яп. З. Моргун, т. Ямамото, — Владивосток: Изд-во Дальневосточного ун-та, 2001. – 138 с.

[2] Журнал «Север» выпускает группа японских ученых, которые занимаются изучением русско-японско-китайских перепетий истории. В сферу их интересов входит изучение судеб людей и исторических событий, произошедших на территории Владивостока и Харбина. В эту группу входят такие известные японские исследователи как Икута, Коидзуми, Утияма-Балуева, Сакон, Сугияма О возможности приобретения этих журналов можно переговорить с г-жой Икута, которая прекрасно говорит и пишет по-русски по электронному адресу: ikuta@osaka-gaidai.ac.jp

4 thoughts on “СКВЕР ТОИДЗУМИ-САН

  1. Андрей Вороной

    Огорчает только одно — никоим образом не указано местонахождение сквера. Даже жители Владивостока теряются в догадках. Что ж… Будем думать, что это привычный метод местных культуртрегеров — написать обстоятельный текст с сентиментальными придыханиями мы еще можем… Но едва дело коснется «простых вещей» — ступор, растерянность.

    Мне, как заместителю главного редактора городского журнала «CITY Владивосток», обидно вдвойне — для статьи о памятном знаке в честь Тоидзуми-сан нужна была серия хороших снимков. Увы. Я даже не знал по какому адресу послать фотокорреспондента.

  2. Ольга

    Дорогие внимательные читатели, если вы хотите выяснить вопрос о местонахождении сквера, звоните, не стесняйтесь в Японский центр, я постараюсь объяснить, хоть это не так просто сделать внятно и коротко, об этом у нас тоже написано. Дело в том, что сквер находится за поликлиникой УВД по ул. Октябрьская, недалеко от остановки «Краевая больница» чуть выше офиса ОАО «ДВЭУК» — думаю, яснее не стало. Каждый раз приходится размахивтаь руками, чтобы показывать, поэтому лучше позвонить, чтобы объяснить. Телефоны Японского центра ваша редакция знает, не понимаю, в чем проблема. Кстати, 14 и 15 мая к нам приедут 4 японцев из Фукуи для проведения субботника, с ними будет помощница Тоидзуми сан, которая в свое время садила первую сакуру. Нам нужны будут помощники. Толкьо я вас очень прошу не стесняться звонить в центр, а то заблудитесь.

  3. Коноплёва Людмила

    Ребята!
    Наш сквер снова обокрали: на сей раз стырили уже полюбившие многим горожанам две симпатичных скамьи, срубленных из толстого дерева.
    И снова осиротел наш сквер сакуры, сквер памяти о Тоидзуми Ёнэко.
    Как только обнаружила исчезновение скамеек, словно плюнули не только
    на весь сквер, а в мою душу, очень стало скверно и от обиды и безысходности.
    Давайте будем внимательны, возможно скамейки стоят теперь в каком-нибудь соседнем дворе или на приусадебном участке знакомых наших знакомых.

Добавить комментарий