ЕДИНСТВЕННОЕ ВЫСШЕЕ И БЕСКОРЫСТНОЕ

Многим нашим читателям известно японское поэтическое понятие «моно-но-аварэ», что дословно переводится как «очарование вещей». Однако дословный перевод почти не отражает сути этого чувства, чуть лучше звучит вариант «печальное очарование вещей», но и он мало что проясняет. Традиционно принято для пояснения приводить в пример красоту цветущей сакуры, да, но мало ли цветущих деревьев в мире? Можно ли вообще четко и ясно обозначить по-русски это явление, не ссылаясь безвольно на суггестию японской поэзии и экзотичность всего японского. Оказалось, что можно, только если вы будете говорить не о сакуре, а о музыке с философом и музыкантом. О музыке мы говорили с Михаилом Александровичем АРКАДЬЕВЫМ, дирижёром, пианистом, композитором, теоретиком музыки, философом, доктором искусствоведения, заслуженным артистом России, хорошо нам известном в качестве главного дирижера Тихоокеанского симфонического оркестра с 2007 по 2011 г. Ответ на первый же вопрос вызвал в памяти картину, когда облетает сакура после мимолетного цветения — сНежная метель почему-то трогает до слез.

МА

О.С.: Уважаемый Михаил Александрович, как Вы считаете, что значит классическая музыка в жизни любого человека? Все ли в ней нуждаются?

М.А.: На этот вопрос я бы ответил так, как отвечал для себя давно и всегда:

Если музыка существует, то это не одна, а много разных «музык». То, что называется сейчас «классической музыкой» существует совершенно для иных целей, чем «музыки» других типов. И уже даже внутри «классической музыки», существует, пусть трудно определимая, но обсуждаемая и в принципе различимая граница между великим искусством и искусством второстепенным. Разница между великой, или гениальной музыкой, и второстепенной, как и вообще разница между гениальным искусством и просто «искусством» заключается примерно в том же, в чем разница между простым удовольствием и подлинным наслаждением.

В наслаждении есть элемент боли.

Поэтому гениальное искусство – никогда не комфортно, даже если кажется поверхностному слушателю таковым. Оно содержит в себе душевную боль и всегда внутренне трагично, даже когда абсолютно радостно. Подлинная красота вызывает слезы, так как трагична в своей хрупкости, даже тогда, когда выглядит абсолютно устойчивой. И в этом тайна не только хрупких гениев типа Моцарта и Шуберта, но и таких по видимости «устойчивых» титанов как Бах, Бетховен, Брамс, Вагнер, Брукнер, Шостакович…

Если музыка вообще существует, и если мы считаем осмысленным вопрос «зачем», то один из честных (то есть продуманных и прожитых) ответов таков: в отличие от прикладной музыки, существующей для «замазки», удовольствия и забвения, великая гениальная музыка, как и вообще все подлинное искусство существует для «открытости раны». Для того чтобы человек никогда не забывал о хрупкой трагичности своего существования, и смотрел этой трагичности и хрупкости прямо в лицо, не отворачиваясь. И тот, кто этого не видит и не слышит, просто использует великую музыку для замазки, не проникая и не чувствуя ее сущности. «Мир раскололся, и трещина прошла чрез мое сердце» — эти слова Гейне выражают всю глубину подлинного искусства.

«Классическая музыка», то есть вся великая западноевропейская (в широком смысле, конечно — туда включена сегодня и великая русская, и многие другие традиции) это единственный способ человека быть трансцендентным себе самому, оставаясь при этом самим собой, то есть, сохраняя свободу, бесстрашие, недогматичность и открытость существования.

И в этом смысле, с моей точки зрения, так называемая (неправильно) «классическая музыка» выше любой идеологии, любой религии, любой «духовной практики». Музыка бесстрашна и, как кажется, ничему не служит, кроме как самой себе. Но тем самым, служа «себе», она служит человечеству и его бессмертию, понятому вертикально, как качество бытия, а не его количество. Хотя человечеству в принципе наплевать, и оно может этим всегда пожертвовать. И это одна из причин неустранимой трагичности музыки, которую мы любим и которой посвятили свою жизнь…

Великая классическая музыка (куда включены композиторы примерно от Гийома де Машо (ars nova — «новое искусство» 14 века) вплоть до ныне живущих в этой «традиции», которую традицией можно назвать только с оговорками, так как Искусство, в отличие от культуры, живет не столько сохранением традиции, сколько ее нарушением, это всегда ars nova) с моей точки зрения действительно выше любой религии и любой духовной практики. И, что не менее существенно, оно выше и ценнее самого человека и даже самого художника его творящего.

Искусство вообще и Искусство Музыки в частности, с моей точки зрения – это вообще единственное высшее и бескорыстное, что остается и останется после человека. Это и есть высшая и чистая форма человеческой духовной практики. Все остальные духовные практики уступают ей потому, что манипулируют так, или иначе, человеческими страхами и человеческой свободой. Музыка в своем существе, как высшее творчество (но, конечно, не как часто весьма сомнительная коммерческая социальная практика, не могу не вспомнить Брамса: «Какое великое искусство, и какая унизительная профессия!») свободна от этих манипуляций.

О.С.: Поменялась ли публика за последние 20 лет?

М.А.: Публика во всем мире, с одной стороны, стала более благожелательна и открыта ко всему, в том числе к новому, с другой, как оборотная сторона этого же, стала менее критична и внимательна. «Провалиться» на классическом концерте сейчас практически невозможно, так как у филармонической публики потерялся критерий абсолютного качества за последние полвека. 50 лет назад, например, великого (без всяких преувеличений) Лучано Паваротти освистывали иногда в Ла Скала за чуть-чуть не точно взятую верхнюю ноту. Сейчас даже в Италии такой публики не встретишь.

О.С.: Доводилось ли Вам выступать в Японии, как Вы оцениваете японскую публику?

М.А.: Да, я выступал в Саппоро на Фестивале имени Леонарда Бернстайна в 1990 году. Японская публика весьма внимательная и оснащенная. Япония как раз, одно из исключений из того правила, о котором я сказал выше.

О.С.: Знакомы ли Вы с древней японской музыкой?

М.А.: С древней японской музыкой знаком, к сожалению, весьма поверхностно, что неизбежно, так как эта музыка требует самостоятельного длительного изучения. Но у меня есть сильные впечатления от слышанных записей, в том числе академических, особенно замечательного Торо Такемицу.

Строй японских инструментов, в частности, кото — совершенно особый, и в отличии от западноевропейского рояля нетемперированный, но при этом весьма строгий, ближе к пифагорейскому, но все же не пифагорейский. Ритмическая сторона этой музыки тоже весьма своеобразна, это так называемая «времяизмерительная» ритмика, где в основе лежат не бесконечно дробимые длительности, как в европейской традиции последних четырех веков, а наименьшая длительность, квант времени, как в музыке античной или индийской. Музыка эта, на мой взгляд, идеальна для дзенской медитации. Важно, что, насколько мне известно, кото пришла в Японию из древнего Китая, а с Китаем я сейчас тесно связан по работе. У меня есть замысел написать сочинение, где бы соединились идеи дзена, китайской классической Книги перемен и европейской экзистенциальной философии.

О.С.: Насколько большая пропасть между восприятием музыки профессиональными музыкантами и обычными слушателями, и кто счастливее: не мешает ли профессиональное знание музыки наслаждаться произведением в исполнении коллег?

М.А.: На этот вопрос я тоже уже недавно отвечал сам себе: воображение меломана и воображение профессионала (под профессионалами я имею в виду выдающихся по таланту, мастерству и творчеству музыкантов, а не людей с дипломами) сильно отличаются друг от друга. Это связано с проблемой владения «языком». Как именно, можно понять и сравнить только изнутри Ремесла. На самом деле и в изобразительных искусствах разделение на абстрактные и реалистические типы весьма условно. Все это разные виды идей. То же самое и в музыке. Однако это разделение, взятое как инструмент тонкого небуквального различения, многое помогает понять и, что важнее, почувствовать. Вообще вне сложного слова понимание и чувство музыки бедно. И чем абстрактнее музыка, чем она более далека от слова, тем более она насыщена изнутри снятым, свернутым многослойным и насыщенным Словом. Проблема снятия здесь ключевая. Но важно, чтобы было что снимать. Наслаждение музыкой «самой по себе», без владения партитурой, формой, ассоциативным тезаурусом — это приятная наркотическая иллюзия. Можно продолжать пользоваться этим видом поверхностного наслаждения, но важно понимать, какие за красивой звуковой оболочкой скрываются бездны переплетённых форм и смыслов.

О.С.: Какая реакция зрителя наиболее ожидаема музыкантами? Насколько неуместны аплодисменты от переизбытка чувств между частями?

М.А.: Музыкант ждет абсолютного внимания, концентрации слушателя, что проявляется как раз в тишине. Если произведение многочастное, но единое по замыслу композитора, как, например, соната, симфония, или сюита, аплодисменты внутри исполнения разрушают замысел, так как тишина между частями есть необходимый элемент музыкальной выразительности. Современная публика не всегда это понимает заранее, поэтому есть традиция предупреждать аудиторию: просьба не хлопать между частями. Однако все-таки аплодисменты иногда прорываются спонтанно, и тогда уже от исполнителя зависит, как их тактично, но уверенно остановить. Я в таких случаях ставлю руку открытой ладонью к зрителю, срабатывает мгновенно.

О.С.: Серия Ваших мастер-классов на youtube интересна даже тем, кто не имеет к музыке никакого отношения.

М.А.: Мне приятно это слышать, спасибо! Вот ссылки на серию популярных лекций «Ремесло экстаза» (но мои мастер-классы, или мастерские это другое, рассчитанное на профессионалов):

О.С.: Глядя на них, я хотела бы задать вопрос: а как читается партитура, почему такие разные варианты?

М.А.: Нотное письмо сложный, тонкий и точный способ передачи музыкального смысла, выразительных намерений композитора, и намерений той, или иной музыкальной эпохи. Что это за смысл и что это за намерения? Я имею в виду еще до того, как исполнитель в них начнет привносить что-то «свое»? Есть ли это нечто субъективное? И да, и нет одновременно. «Объективность» музыкального смысла и музыкальных форм укоренена в каждой субъективности каждого высоко подготовленного и эрудированного (то есть хорошо, подробно на слух и в партитуре знающего не менее 1000 больших произведений разных классических стилей) музыканта. Можно сказать, что здесь каким-то таинственным, не совсем понятным способом спрессованы миллионы музыкальных повторяющихся из поколения в поколение эмоциональных переживаний и их фиксаций в нотном тексте. Это то, что в психологии называется «интерсубъекивным содержанием сознания». И оно, повторяю, чрезвычайно точно и подробно выражено в нотном тексте вообще, и особенно в тексте великих мастеров, которые были не только мастерами создания звуков, но и мастерами письма. То есть они находили особенные, подчас изощренные письменные способы передачи музыкального смысла. У великих мастеров страница нотного текста не только передает некие фундаментальные временные и звуковые отношения, но и выглядит как гравюра Рембрандта, или Дюрера. Это, например, Бах:

image

Здесь записан, сосредоточен музыкальный опыт поколений, музыкальный опыт и творчество самого Баха, или Бетховена, то есть зафиксирована их личная  субъективность, которая тоже не всегда субъективна. И все это еще до того, как ноты в руки возьмет конкретный исполнитель и начнет читать, считывать всю эту сложнейшую структурную эмоциональную информацию, которая для него «объективна», то есть существует как бы до и помимо него (а на самом деле также и в его внутреннем «субъективном» культурном опыте). И потом он уже начинает все это интерпретировать, то есть привносить (причем, что важно, как сознательно, так и бессознательно) свои субъективные оттенки и нюансы в этот огромный пласт «объективной» культурной звуковой информации. Вот предельно упрощенное, примитивное  описание того, что происходит в нашем ремесле.

О.С.: Дает ли нотная запись гарантию, что мы сейчас слушаем того же Моцарта, что был при написании произведения?

М.А.: Такая гарантия никому не нужна. Великие композиторы, и Моцарт в том числе, предполагали и хотели, чтобы их все больше и больше замечательных музыкантов читали и интерпретировали по-своему, опираясь на тонкие и точные намеки и формы, записанные рукой композитора. Тут уместна цитата из Пастернака, где важнейшее профессиональное понятие точности напрямую связано с жизнью и тайной:

Поэзия – не поступайся ширью,

Храни живую точность – точность тайн,

Не занимайся точками в пунктире

И зерен  в мере хлеба не считай …

Беседу вела Ольга Сумарокова

Похожие записи:

  • Восток-Запад. Музыка и Литература
    июня, 24, 2009 | Культурные событияМузыка |
    28 июня 2009 г. в 15.00 в Синем зале ПГОМ им. В.К. Арсеньева состоится концерт «Восток-Запад. Музыка и Литература». Вход свободный.
    Идея проведения концерта принадлежит двум творческим личностям, линии судьбы которых пересеклись во Владивостоке, — генеральному консулу Японии в г. Владивостоке Дзюн ЯМАДА и главному дирижеру Тихоокеанского симфонического оркестра Приморской краевой филармонии Михаилу АРКАДЬЕВУ.
    Как хорошо известно
  • ТРИ ОСЕНИ КИСИ МИЦУАКИ
    ноября, 2, 2020 | Интервью |
    продолжение разговора
    Каждый год 3 ноября в Японии отмечается День Культуры. Осенний сезон для культурных мероприятий подходит как нельзя лучше: вокруг красные листья кленов (момидзи), желтые аллеи гинкго, зелень криптомерий, одним словом – театральная декорация. Мы решили отметить этот день интервью с джазовым пианистом КИСИ Мицуаки. Владивосток и Хабаровск очень хорошо знают этого музыканта, уверена, что
  • МЭЧЧА ХОРОШО
    июля, 24, 2017 | AnimeБлиц-интервью |
    Мангака ИСИЯМА Ютоку подарил Японскому центру брошюры со своей историей про Суппона и Нэкомышку. Нас познакомила Алена Сидоренко, координатор проекта. Рупонский комикс нам сразу понравился свободным и удачным использованием обоих языков для создания каких-то новых образов, что и требуется от настоящих художников. В очередной раз мы удивились способности японцев замечать вокруг себя детали, создавать истории
  • КАЛЛИГРАФИЯ – ЭТО ЭКСПЕРИМЕНТ
    января, 7, 2012 | Интервью |
    В декабре 2011 г. группа журналистов была приглашена в префектуру Тоттори для освещения наиболее интересных мест для посещения русскими туристами. Губернатор префектуры Тоттори г-н ХИРАИ Синдзи прикладывает немалые усилия для поддержки транспортного сообщения между Приморским краем и Японией, портом Сакаиминато, через паромную переправу «Eastern Dream». В ответ на любезное приглашение мы приготовили в подарок самое
  • STARCARDIGAN
    августа, 21, 2017 | Блиц-интервьюМузыка |
    V-ROX — главный фестиваль свободного порта — как он теперь себя позиционирует, в этом году отметил 5-летие. По итогам фестиваля эксперты назвали 10 групп «новейшей волны», куда вошла группа из Владивостока Starcardigan. После выступления Павла ЛОПАТИНА, продюсера группы, и солиста Иван СОСНОВЦЕВА на лектории V-ROX на тему «Успехи и достижения дальневосточных участников V-ROX: гастроли в

2 thoughts on “ЕДИНСТВЕННОЕ ВЫСШЕЕ И БЕСКОРЫСТНОЕ

  1. Наталья Конотоп

    Очень интересное, умное интервью! Получила эстетическое удовольствие, близкое к наслаждению!

    1. Ирина Афанасьеыва

      Вы описали моё впечатление.

Добавить комментарий для Наталья КонотопОтменить ответ